Первое открытие [К океану] - Николай Задорнов

— Что же делать? — спрашивал Константин, который всегда желал, чтобы скорей все закончилось благополучно или подсказано было верное решение.

И вот тут моряки разговорились, каждый советовал свое. Адмирал Литке, капитан Лутковский, офицеры. Помянули о том, что наше будущее — на Тихом океане. Все перебивали друг друга. Константин слушал и восклицал: «Как это интересно!» И задавал вопросы.

Горели свечи. Опять серый вечер, серые тучи и серые волны на сером море, и наступила ненастная ночь с дождем, и шли там, где замок датского короля, где шведский и датский берега сблизились, и все говорили, что в Зунде стоят английские военные корабли, и что Зунд простреливается их пушками, и что нам нужны океаны, мы большая страна... Литке плавал на Тихом океане, бывал на Камчатке. И он рассказывал о Тихом океане в этот вечер...

Лейтенант Невельской ерзал на стуле, прихлебывал чай и опять ерзал, видно, сам кипел как самовар.

Его высочество устал и ушел спать. Вскоре Невельской исчез. Адмирал, капитан и офицеры задержались.

Серая небрежная погода давала возможность немного отдохнуть, пить горячий чай, сидеть при свете свечей в уютной кают-компании.

У крытого трапа, ведущего в матросскую жилую палубу, у орудия, за гальюном, под ветром, наклонив друг к другу лица, разговаривали Невельской и Константин.

— Все, все, о чем толкует наш достопочтенный Федор Петрович: наша прекрасная, расчудесная Камчатка с гаванями, которые европейцам и во сне не снились, и все чудеса Тихого океана, до которых нам рукой подать от наших тихоокеанских берегов, и сама Аляска, и сами плавания по Великому океану, все пока закрыто для нас!

— Зундом? — спрашивал Константин.

— Глупостью, ваше высочество! Глупостью приказных бюрократов! Современные приказные бюрократы оправдывают московских приказных бюрократов семнадцатого века и говорят, что тогда еще не настало время нам владеть Амуром. И что мы, мол, не могли защитить Амура и это, мол, историей объяснимо. Им и теперь дела мало, что Амур — путь к океану. Тихоокеанские гавани — чудо... И враг нам не англичане, а московские и петербургские бюрократы, обжоры, ненасытные сластолюбцы...

Про Тихий океан все больше писали. Литке и капитан, у которых обучался Константин, как и Геннадий Иванович, постоянно говорили о нем. И так интересно сообщали про разные страны на том океане заграничные газеты...

«Чем же мы хуже?» — думал Константин.

— Сегодня поразительный день!

— Надо спать, ваше высочество, — наконец говорит Невельской.

— Не хочется вставать на собачью вахту... Но я привык? Правда?

— Да, ваше высочество...

Константин еще не уходит.

— Геннадий Иванович!

— Что, ваше высочество?

— Я вас прошу... Очень... Вы не откажете?

— В чем, ваше высочество?

— Дайте честное слово...

— Зачем же... Я и так...

— Геннадий Иванович, дайте затянуться... Из вашей трубки... Вы постойте тут... Закройте меня...

Невельской вспомнил рассказ про крепостного мальчика, слезы в каюте, жалобы, что нет детства... «Боже мой! Конечно, у него нет никакой отрады и даже покурить нельзя... А юнги у нас покуривают потихоньку, и он, видно, приметил...»

Невельской быстро вытер трубку.

— Ну вот... вот и все... Еще раз... Спасибо... Или нет. Нет, дайте, дайте мне еще раз затянуться... Спасибо... Благодарю вас!

И счастливый великий князь, подпрыгивая, несется спать по офицерскому трапу. При всех науках, которым он обучен, при всех великих проблемах, которые он должен решить, его давно занимала своя цель, которой он сегодня наконец достиг.

...Подходили к Плимуту. Это был последний учебный вояж будущего генерал-адмирала русского флота.

Глава восьмая

В ПЛИМУТЕ

...Посол России заранее все подготовил. Англичане торжественно встретили сына русского царя. Константину и его спутникам были оказаны всевозможные почести. Они осмотрели новейшие суда, порт, Адмиралтейство, эллинги.

Русских офицеров всюду встречали радушно. Газеты писали о Константине и его спутниках.

Аврорцы повсюду побывали, ездили в глубь страны, были в Лондоне, видели английские фермы, железные дороги, парламент, биржу, катались в дилижансах и накупали новые романы.

В Плимуте офицеры одного из королевских судов дали в честь русских офицеров пышный обед. Русские офицеры ответили тем же. На этих обедах англичане и русские рассаживались вперемежку. Обстановка была непринужденная: ни Константин, ни Литке, ни высшие английские чины не присутствовали. Молодежь оставалась одна, даже без своих капитанов, лишь под присмотром русского и английского старших офицеров, и чувствовала себя, как в офицерском клубе.

И вот на другой день после обеда на борту «Авроры» одна из плимутских газет в конце статьи, где подробно описывалось празднество и тосты, после похвал русским офицерам упомянула кратко, что фрегат «Аврора» плох и содержится в недостаточном порядке.

Это была неправда, и все возмутились.

Шутники предполагали, что, быть может, англичане желали показать, что у них свобода слова и что они независимо судят.

Все понимали, что английская газета старалась рассеять хорошее впечатление от русских моряков. Делали вид, что замечена слабая и даже смешная сторона русских, которые охотно пили и угощали широко, а фрегат не могли содержать в порядке. На нет сводились все русские любезности. Англичанами подчеркивалось превосходство их флота.

Литке сделал вид, что не обращает внимания, хотя ему было очень неприятно, обидней, чем другим, и он, не желая скрывать дурного мнения англичан об «Авроре», вырезал заметку, с тем чтобы показать ее потом в Петербурге.

Офицерам он советовал не огорчаться, а заранее приготовиться к тому, что еще будут писать в Европе.

На «Авроре» долго не могли успокоиться. Как всегда в таких случаях, произошла вспышка неприязни и досталось людям, ни в чем не повинным, и всей британской нации.

Константина и адмирала на судне не было, когда в кают-компании среди молодых офицеров разгорелся спор. Пришел Невельской и встал у дверей. Он слушал с нетерпением, но, видно, хотел всех выслушать, чтобы узнать все точки зрения, либо боялся, что, если заговорит — начнет заикаться от волнения. Глаза его сверкали воинственно. Он был с поручением на берегу и еще не объявил своего мнения, которое, как все знали, часто бывало оригинальным.

Он очень любил свою «Аврору». Она содержалась в образцовом порядке. Но дело было, как он полагал, не в мнимых ее недостатках. «Будь наша „Аврора“ первоклассным современным судном — каким-нибудь паровым фрегатом с парусной оснасткой, — о ней не стали бы так писать. Дело в том, что английский флот новей и сильней, что Великобритания — первоклассная морская держава, и потому англичане смеют так писать: им поверят, какое бы лживое заключение они не вывели».

Под разговоры товарищей в душе Невельского опять закипело. Как и сама газетная статья, эти разговоры были для него лишь подтверждением того, о чем он думал давно. Он годы думал свое — и вот доказательство! И он действительно желал сейчас громко заявить об этом. Он дождался, когда все высказались, и, преодолев заикание, заговорил. Он с яростью и возмущением объявил, что в России нет флота, который нам нужен.

— Да, да! — повторил Невельской, шагнув вперед. — У нас нет океанского флота! — заикаясь, продолжал он. — Н-нет ф-флота, к-который мы должны иметь!

— Так нельзя говорить! — возмущенно заметил лейтенант Римский-Корсаков[65]. — У нас есть прекрасные суда!

Возражения посыпались со всех сторон.

— Ты хватил лишнего, Генаша!

Офицеры знали крайнюю впечатлительность и темперамент Геннадия.

Ему прощались весьма резкие суждения за то, что он талант, «Архимед», как прозвали его еще в корпусе.

Все знали, что Геннадий мог заблуждаться, но что он честен и патриот до мозга костей.

Но сейчас все были раздражены, и дело запахло ссорой.

А Невельской говорил так именно потому, что, быть может, ему сегодня было больней всех. Но он видел много недостатков, которых не замечали или находили естественными другие офицеры. Он всегда ревниво замечал эти недостатки и считал долгом говорить о них.

«И хуже всего, — полагал он, — что с каждым годом наш флот все сильнее отстает!»

— Именно так, господа, наш флот с каждым годом отстает! Это горькая истина! Есть хорошие корабли, хотя их м-мало! Пре-красные и оф-фицеры и м-матросы! Но флота, флота, господа, который нужен такой огромной стране, как Россия, нет! Век парусного флота кончается! А мы... — Невельской разволновался.

— Ты, как всегда, преувеличиваешь! — сказал лейтенант Казакевич.

— Нет, господа! Я не преувеличиваю!

— Признайтесь, хватили лишнего, Геннадий Иванович!

В заметке Невельской видел не только клевету на «Аврору», но и пренебрежение к нашему флоту и к русским вообще.

С этим согласились.